практика Европейского Суда по правам человека

В Верховный Суд Российской Федерации поступил неофициальный перевод постановления Европейского Суда по правам человека по жалобам по жалобам N N 35332/17 и 79223/17 "С.С. и Б.З. против Российской Федерации" (вынесено и вступило в силу 11 июня 2019 г.), в котором установлено нарушение статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с выдворением гражданина Таджикистана С.С. Одновременно указано, что выдворение гражданина Республики Узбекистан Б.З. будет также являться нарушением данной статьи. Наряду с этим установлено нарушение статьи 3 Конвенции из-за необеспечения надлежащих условий содержания С.С. под стражей, пункта 4 статьи 5 Конвенции - в связи с чрезмерно длительным рассмотрением судом жалоб С.С. на постановления судов о продлении срока содержания С.С. под стражей и в связи с отсутствием надлежащей процедуры для проверки законности содержания Б.З. в специальном учреждении для временного содержания иностранных граждан и лиц без гражданства в ожидании выдворения. Установлено также нарушение статьи 34 Конвенции в связи с выдворением С.С. вопреки введенным Европейским Судом обеспечительным мерам в соответствии с правилом 39 его Регламента.

Европейский Суд обратил внимание на то, что он уже ранее "приходил к выводу, что лица, чьей экстрадиции требовали власти Таджикистана или Узбекистана в связи с предъявленными им обвинениям в совершении преступлений религиозного или политического характера, входят в уязвимую группу лиц, которые в случае выдворения на родину действительно могут быть подвергнуты обращению, противоречащему статье 3 Конвенции" (пункт 17 постановления).

Применительно к настоящим делам Европейский Суд посчитал бесспорным тот факт, что "заявители в ходе производства по делам об экстрадиции и выдворении неоднократно делали конкретные заявления о преследовании за религиозно-экстремистскую деятельность и наличии угрозы жестокого с ними обращения. Материалы, имеющие отношение к обвинениям, предъявленным властями Узбекистана и Таджикистана, были однозначны, а именно они указывали на то, что заявителям предъявлены обвинения в совершении преступлений религиозного и политического характера. Таким образом, власти Узбекистана и Таджикистана прямо указывали на их причастность к группам лиц, в отношении которых уже было признано наличие угрозы недопустимого обращения" (пункт 17 постановления).

Европейский Суд отметил, что "в ходе производства по делам об экстрадиции и выдворении российские власти не провели тщательную проверку утверждений заявителей о наличии в отношении них угрозы подвергнуться на родине жестокому обращению. Европейский Суд приходит к такому выводу на основании легкости, с которой... суды отклонили утверждения заявителей. Неубедительным выглядит и то доверие, которое.... суды демонстрировали в некоторых делах по отношению к заверениям узбекских и таджикских властей, изложенным с использованием стандартных формулировок, при том, что аналогичные заверения неоднократно ранее признавались Европейским Судом неудовлетворительными" (пункт 22 постановления).

Европейский Суд пришел к выводу к выводу, что ".... власти не рассмотрели утверждения заявителей должным образом с учетом достаточных соответствующих материалов, несмотря на то, что они в достаточной мере обосновали свои утверждения о возможном применении к ним жестокого обращения на родине. В результате этого упущения выдворение заявителей стало возможным" (пункт 24 постановления).

Заявитель в деле "С.С. против Российской Федерации", жалоба N 35332/17 также жаловался на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с условиями его содержания под стражей. Принимая во внимание свою сложившуюся прецедентную практику по данному вопросу, доводы заявителя и отсутствие доводов властей Российской Федерации, оспаривающих его доводы, Европейский Суд посчитал, что в настоящем деле было допущено нарушение статьи 3 Конвенции в связи с плохими условиями содержания под стражей... [в следственном изоляторе] и изоляторах временного содержания...." (пункт 32 постановления).

Заявитель в деле "С.С. против Российской Федерации" также жаловался на нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с предполагаемой чрезмерной длительностью рассмотрения судом апелляционных жалоб на постановления о заключении под стражу. Европейский Суд установил, что постановления районного суда о заключении под стражу были рассмотрены городским судом через 35 и 59 дней соответственно. Принимая во внимание свою сложившуюся прецедентную практику по данному вопросу, доводы заявителя и отсутствие доводов властей Российской Федерации, оспаривающих его доводы, Европейский Суд констатировал, что в настоящем деле было допущено нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции (пункт 36 постановления).

Заявитель в деле "Б.З. против Российской Федерации", жалоба N 79223/17 жаловался на нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с тем, что ему не была доступна какая-либо процедура для проверки законности его... содержания под стражей <2>. Европейский Суд отметил, что ранее он неоднократно устанавливал нарушения прав заявителей при аналогичных обстоятельствах. Принимая во внимание свою сложившуюся прецедентную практику по данному вопросу и доводы сторон, Европейский Суд считает, что в настоящем деле было допущено нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции (пункт 37 постановления).

--------------------------------

<2> В процессе рассмотрения вопроса об его выдворении.

В деле "С.С. против России", жалоба N 35332/17, заявитель жаловался на то, что его выдача являлась нарушением обеспечительных мер, назначенных Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Это заявление, главным образом касающееся нарушения права на подачу индивидуальной жалобы, должно было быть рассмотрено с точки зрения статьи 34 Конвенции.

Суд напомнил, что "в силу статьи 34 Конвенции Договаривающиеся Государства обязуются воздержаться от каких-либо действий или от бездействия, которые могут помешать эффективному осуществлению заявителем права на подачу индивидуальной жалобы, которое, как постоянно заявляется, представляет собой краеугольный камень системы Конвенции. В соответствии со сложившейся прецедентной практикой Европейского [С]уда, несоблюдение Государством-ответчиком временной меры влечет за собой нарушение такого права на подачу индивидуальной жалобы" (пункт 43 постановления).

Стороны не оспаривали тот факт, что "выдача заявителя состоялась 26 мая 2017 года, т.е. более чем через 24 часа после данного 24 мая 2017 года указания о применении обеспечительной меры в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, приостанавливающей высылку на период разбирательства в Суде. Кроме того, обе стороны признали, что после назначения Судом промежуточной меры Управление Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека было должным образом уведомлено об этом и передало эту информацию компетентным органам по обычным каналам связи" (пункт 46 постановления).

Как усматривалось из представленных материалов, "Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека был должным образом уведомлен о промежуточной мере не менее чем за двадцать четыре часа до экстрадиции заявителя. 24-часовой срок, сам по себе, а также при его рассмотрении с учетом доступных современных технологий, представляется достаточным для того, чтобы все компетентные органы власти были уведомлены о том, что Суд приостановил [выдачу] заявителя в Таджикистан" (пункт 49 постановления).

По мнению Европейского Суда, "ничто объективно не препятствовало соблюдению меры, указанной Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, и что, проигнорировав эту меру, российские власти не выполнили свои обязательства по статье 34 Конвенции" (пункт 50 постановления).

В Верховный Суд Российской Федерации поступили неофициальные переводы постановлений Европейского Суда по правам человека по жалобам N N 2236/16, 64042/17, 81344/17 и 4067/18 "С.С. и другие против Российской Федерации" <3> (вынесено и вступило в силу 25 июня 2019 г.) и N 48917/15 "И.У. против Российской Федерации" <4> (вынесено и вступило в силу 10 января 2017 г.), которыми установлено, что принудительное перемещение заявителей в республики Узбекистан и Таджикистан (в порядке экстрадиции либо иным способом) будет являться нарушением статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Отмечено, что национальные компетентные органы и суды при принятии решений о выдаче и выдворении не провели должного анализа утверждений заявителей о том, что в случае их высылки в государства их гражданской принадлежности они могут быть подвергнуты жестокому обращению. Вместе с тем, как указано, заявители входят в уязвимую группу лиц, которые в случае высылки на родину действительно могут быть подвергнуты обращению, противоречащему ст. 3 Конвенции.

--------------------------------

<3> Заявители обвинялись в религиозных и политически мотивированных преступлениях в Таджикистане и Узбекистане.

<4> На протяжении всей процедуры выдворения заявитель последовательно и явным образом ссылался на наличие риска подвергнуться уголовному преследованию за религиозный экстремизм, а также риску жестокого обращения. Из выданных властями Узбекистана ордера на международный розыск, ордера на арест и запроса о выдаче заявителя явно следовало, что заявитель обвинялся в совершении преступлений по религиозным и политическим мотивам.